Дурак! Какой же он дурак! Карим добавил углей в камин. У него была одна задача – неужели это было всего несколько часов назад? – доставить девушку в аэропорт и привезти ее в Растаан, к жениху. Но с того момента, как он увидел Клементину Саваневски, он понял, что пропал.
Насколько это серьезно, он тогда еще не понимал…
– Боюсь, у меня плохие новости.
Ее голос послышался сзади. Ему следовало бы повернуться, но он не смог заставить себя. Карим постарался сосредоточить взгляд на огне, пылающем в камине, убедить себя, что жар внутри – именно из-за него. И больше ни с чем не связан.
Ни с чем.
– Что за плохие новости?
Нет, черт побери, огонь хорошо разгорелся и не нуждался в поддержке. Он будет выглядеть последним дураком, если не повернется. Клементина заподозрит, что что-то не так, а это ни к чему. Она должна думать, будто прагматичные вещи – свечи, тепло и свет – единственное, что сейчас занимает его голову.
– Что за плохие новости? – повторил он, развернувшись к ней.
Она стояла за старым потертым диваном, опираясь на его спинку, и Карим мысленно отругал себя за то, что забыл о ее травме. Если бы не это, они, вероятно, уже были бы в пути. Но Клементина упала, а он принес ее в дом на руках. Еще одна деталь, заставившая его отложить планы, которые и так шли к чертям. Все, чего хотел Карим, – поскорее выполнить просьбу отца и вернуться к своим делам. Пока это еще возможно.
Тихо чертыхнувшись, он нащупал телефон в кармане джинсов и в очередной раз проверил его. Сигнала по-прежнему не было. Ни капли надежды дозвониться куда-нибудь. Они в западне. И, словно в подтверждение его мыслей, ветер на улице завыл с двойной силой, закручивая и швыряя снег.
– Еда, – сказала Клемми. Она заметила, что Карим растерян и погружен в себя. – В холодильнике мало что осталось, а я ничего не могу приготовить. Плита электрическая… – Она махнула рукой в сторону старомодной, но вполне оборудованной кухни. – Так что плиты нет, нет и чайника. Могу предложить бутерброд…
– Я сделаю. – Карим вскочил и направился к кухне.
Почему он постоянно демонстрирует, как ему некомфортно рядом с ней? Одно дело – проверить телефон один, два раза, но он делал это уже раз сто и перестал бегать к ее машине только тогда, когда ветер буквально отбросил его в сторону.
– Нет, я сама, – запротестовала Клемми, отодвинув его и прыгая на одной ноге. – Пусть маленький и старый, но все же это мой дом. Ты не имеешь права врываться в него и распоряжаться только потому, что являешься наследным принцем бог знает чего…
– Я думал о твоей ноге. – Он насмешливо растягивал слова, наслаждаясь эффектом: девушка отпрянула, осознав свою неправоту. – Ты на ней стоять можешь?
– Я в порядке.
«Я сделаю это или умру», – поклялась про себя Клемми, выложив остатки хлеба из корзины на деревянную доску. Она уже сожалела, что не позволила Кариму заняться бутербродами. Нога ныла и болела при каждом движении, особенно когда приходилось опираться на нее. Она распахнула дверцу холодильника и, балансируя на здоровой ноге, принялась изучать его скудное содержимое.
– Сыр? Салат? – спросила Клемми.
Нетерпеливый вздох за ее спиной должен был бы предупредить ее, но она твердо решила не оглядываться. Вдруг ее схватили, подняли в воздух и насильно унесли в гостиную. Карим бесцеремонно бросил ее на диван и уложил на подушки, когда она предприняла попытку подняться.
– Оставайся здесь!
Казалось, он отдает команду собаке, от которой ждет только повиновения. Но Клемми не стала с ним спорить. Он был прав насчет ее ноги, хотя ей не просто было признать это. А тепло в гостиной было уютным – после промерзшей кухни. Она обняла подушку и подвинулась ближе к камину. Правда, это не помогло забыть о прикосновении Карима, не успокоило ее колотившееся сердце. Рукав, за который он держал ее, хранил его запах. Считая, что Карим занят приготовлением бутербродов, Клемми не смогла противиться первобытному инстинкту и потерлась шеей о рукав, втягивая в себя воздух.
– Еда… Или что-то вроде того.
Она подпрыгнула, как испуганная кошка, когда перед ней появилась тарелка. Видел ли он, чем она занималась? Заметил ли предательскую реакцию? Запах Карима витал у ее ноздрей, и она почувствовала, как нервы сжимаются в комок, больно покалывая в области живота, словно сотни иголок. Он подошел ближе к огню. Сядет ли он рядом с ней на диван? Клемми не знала, сможет ли она вынести эту близость, справиться с ней. Но в то же время она до дрожи мечтала об этом, жаждала прикоснуться к нему хоть пальцем.
Ей не удалось сдержать вздох разочарования, который она издала, как только Карим выбрал другое место, придвинув старенькое кресло к камину и устроившись в нем со своей тарелкой. Он уловил этот вздох, его брови поднялись, и Клемми уже была готова услышать какое-нибудь саркастическое замечание. Однако его не последовало.
– Почему ты здесь живешь? Среди всего этого? – поинтересовался Карим.
Он обвел комнату оценивающим взглядом, и Клемми стиснула зубы. Она и так знала, что ее коттедж очень стар. Но именно таким он ей нравился. Таким его оставила Нэн, а после ее смерти он дарил Клемми замечательные воспоминания о коротких визитах сюда в детстве.
– Ну, извини, что это не дворец, к которому ты привык.
– И ты тоже, – парировал Карим. – И уж точно не дворец, в котором тебе предстоит жить.
«Лучше не напоминай!»
Неужели он и правда считает, что она способна думать об этом доме в таком ключе? Что она предпочтет мраморную холодность дворца в Растаане, который был ей предназначен еще с детства и из которого она уже мечтает сбежать?